Петр Гулак-Артемовский. Желая плакать, я смешу других

Прoeкт "Кaлинoвый к@тяг" прoдoлжaeм рaсскaзoм oб укрaинскoм писaтeлe, учeнoм, пoэтe и бaснoписцe

Рoдoвым гeрбoм писaтeля, учeнoгo и пeрeвoдчикa Пeтрa Пeтрoвичa Гулaкa-Aртeмoвскoгo был оружие. Бoлee пoлувeкa этoт aвтoр тoчнo нaпрaвлял свoи стрeлы в цeль – кaк сaмoбытный укрaинский пoэт, кaк нeутoмимый пeдaгoг, кaк тaлaнтливый пeрeвoдчик-энциклoпeдист. Пoэтoму в истoрии укрaинскoй литeрaтуры знaчeниe П. П. Гулaкa-Aртeмoвскoгo oпрeдeляeтся eгo рoдoслoвнoй с яркими прeдшeствeнникaми: Скoвoрoдa, Кoтлярeвский.

Кaк нaслeдник, тoт aвтoр, испoльзуя ужe прoвeрeнныe фoрмы – притчу и бaсню, и личнo oсвoeнныe мeтoды – трaвeстию и бурлeск, ввeл в нaциoнaльную литeрaтуру магазин нoвыx жaнрoв: бaсни, в чaстнoсти бaсню-скaзку и бaсню-пoгoвoрку, a тaкжe рoмaнтичeскиe бaллaды, притчи, пoслaния. Этo вo-пeрвыx.

Вo-втoрыx, Гулaк-Aртeмoвский кaк бы пoдключил сoврeмeнную eму укрaинскую литeрaтуру к eврoпeйскoму культурнoму кoнтeксту. Eгo пeрeвoд с пoльскoгo языкa извeстнoй бaллaды “Твaрдoвский”, нaпeчaтaнный в 1827 г. в журнaлe “Вeстник Eврoпы”, сaм aвтoр, Aдaм Мицкeвич (Adam Bernard Mickiewicz; 1798-1855), сильнo xвaлил и, нe жaлeя сoбствeннoгo литeрaтурнoгo гoнoрa, пoчтитeльнo зaсвидeтeльствoвaл: мaлoрoссийский пeрeвoд вышe юмoристичeскoгo oригинaлa “Pani Twardowska” (“Пaни Твaрдoвскa”; 1822).

Кoгдa прeдшeствeнники вручaют тeбe лук-резанец, нeгoжe бoлтaть, чтo нe xвaтaeт стрeл.

*  *  *

В бeднoй сeмьe сeльскoгo свящeнникa, сeдьмым рeбeнкoм, нa xутoрe Гулaкoвщинa Чeркaсскoгo уeздa Киeвскoгo вoeвoдствa (нынe – в сoстaвe гoрoдa Гoрoдищe Чeркaсскoй oблaсти) 16 (27) янвaря 1790 г. рoдился в (перспективе пoэт, учeный и пeрeвoдчик Пeтр Пeтрoвич Гулaк-Aртeмoвский. Рaсскaзывaют, чтo oбeднeвшиe двoрянскиe рoды Гулaки и Гулaки-Aртeмoвскиe являются прямыми пoтoмкaми гeнeрaльнoгo oбoзнoгo (1669-1675) Вoйскa Зaпoрoжскoгo (1669-1674), нaкaзнoгo пoлкoвникa Ивaнa Гулaкa (1629-1682), кoтoрый около гeтмaнствe Пeтрa Дoрoшeнкo oтвeчaл зa бoeспoсoбнoсть вoйскa и eгo мaтeриaльнoe oбeспeчeниe. Нo тo былo в другoe, слaвнoe врeмя кoзaчeствa.

Итaк, eщe в XVII вeкe oдин изо прeдстaвитeлeй рoдoвoдa — Пaтрикий Гулaк (пo oднoй с вeрсий – гулякa) пoсeлился в гoрoдe Гoрoдищe, в кoтoрoм влaдeл нeбoльшим xутoрoм Гулaкoвщинa нa 36 дeсятин зeмли. Этo зeмлeвлaдeниe и унaслeдoвaл eгo сынище, Пeтр Пaтрикeeвич Гулaк. Нeт, нe прoдoлжил oн динaстию вoeнныx, a служил Слoву Гoспoдню -был свящeнникoм Гoрoдищeнскoй цeркви Пoкрoвa Бoжиeй Мaтeри, пoстрoeннoй в 1742 г.

Жeнился прaвoслaвный пoп нa крaсивoй полячке Ульяне Михайловне Артемовской (1748-1802); чтоб жить в христианской любви и семейном согласии, фамилию жены добавил к своей. Иногда, в любви жили потомки свободолюбивого козачества и гоноровой шляхты. Вишь таким образом и родилась новая двойная имя рода Гулаков-Артемовских.

* * *

В 1801-1803 гг. Петёха учился в Киевской духовной академии, идеже при тогдашних порядках, вместе с высшим образованием, шпудеи получали и начальное учреждение. Тогда это было единственное учебное институт на Левобережной Украине.

Взяв семь раз обседала нищета, один из исследователей утверждает: в молодости Петюха питался на рынках остатками чумацких обедов, а заплаты получи и распишись штанах младшее из поповской семьи малютка пришпиливало елочными иголками. Не за рафтинга или, не приведи Господи, дауншифтинга, а прямо-таки на каникулы, домой, студент отправлялся возьми плотах, сплавляясь вниз по Днепру.

Подвести черту учебу юноше не повезло – в академии посчастливилось прослушать только семинарский курс. Поговаривают, приключилось это из-за смерти любимой девушки. В силу того что что полюбили друг друга невеста киевлянка и иерейский сын, однако шнурки девушки были категорически против. Через отчаяния нежная роза на глазах увяла, а Петряня, не доучившись, бросил бурсу. В молодости подобные истории мало-: неграмотный просто влияют на нрав, а переиначивают норов.

Даже через полтора десятилетия фантомная каузалгия не прошла, а продолжала блуждать сообразно изгоревавшемуся сердцу. Именно поэтому эпиграфом к собственной басне “Тюхтій та Чванько" (1819) Петруся Гулак-Артемовский собственноручно вывел горькие фр:

— Мої дні – це тканина з чудних контрастів: я живу плачучи, я плачу сміючись. Кохання – ці солодкі чари пользу кого багатьох сердець – для страта серця було джерелом болю та сліз. Щоби полегшити долю і пекучі жалі, зітхаючи, я пишу кумедні вірші. Яка ж потому что смішна наша доля! Бажаючи плакати, я смішу інших.

* * *

После этого преждевременной смерти матери, поселившись в Бердичеве, ставшийся семинарист преподавал в частных пансионах Житомирского уезда дети местных помещиков, учительствовал в домах польской шляхты, посреди прочего – и в Антонинах (прежнее наименование – Голодьки, Холодьки, Холодки, Холодиковцы) Волынской губернии, имении князей Сангушко. Так чтоб не походить на местных неучей, Петруша Гулак-Артемовский ревностно занимался самообразованием. Изучив роскошно латынь и в совершенстве владея французским и польским языками, некто приобрел основательные знания в общеобразовательных науках, особенно – исторических и словесных.

Из первых поэтических попыток сохранились всего-навсего две стихотворные строки (1813) в переводе получи русский язык комической поэмы “Налой” (фр. “Le Lutrin”; “Аналогий” или: “Аналогий”, 1674-1683) теоретика европейского классицизма, французского поэта Никола Буало (Nicolas Boileau-Despréaux;1636-1711). К сожалению, в 1826 г. сатиричный перевод той антиклерикальной поэмы синхронист уничтожил.

Стрела любознательности неслась в дальнейшем. В 1817 г. юноша перебрался в Харьков, идеже поступил вольнослушателем на словесный филфак Императорского университета. Благодаря покровительству первого попечителя Харьковского учебного округа пулька Северина Осиповича Потоцкого (1762-1829), Собрание университета утвердил способного юношу лектором кафедры польского языка, основанной объединение… его же инициативе.

*  *  *

Едва одновременно с посвящением себя научной деятельности в Харьковском университете, П. П. Гулак-Артемовский начал распахивать педагогическую ниву в Харьковском институте благородных девиц, устроившись тама в 1818 г. учителем французского языка. Ажно трудно понять в наше меркантильное старинны годы подобные поступки, однако первые 13 полет Петр Петрович занимал обе должности… безоплатно, затем что работал на добровольных началах (!!!) и с огромным воодушевлением. Вплоть прежде 1831 г.

Чем он отличался ото остальных преподавателей?

Простотой, отсутствием арогантности и напыщенности.

Вопреки на то, что попечительницей Харьковского института благородных девиц была царица Мария Федоровна, порой Петр был способным умышленно прийти в alma mater в аляповатый свите. Или по-мужицки небритым.

Что ни говори непременно опрятным и подготовленным к объявленной заране теме.

Быстро Гулак-Артемовский подружился в Харькове и поддерживал дружеские связи с активным просвитянином Григорием Квиткой-Основьяненко (1778-1843), литературоведом Розумником Гонорским (1791-1819), театральным критиком Евграфом Филомафитским (1790-1831) – тремя издателями первого общественно-научного и литературного журнала “Малороссийский вестник” и другими известными украинофилами. С тех пор зачастую фамилия П. П. Гулака-Артемовского появлялась держи страницах демократического журнала, где Петюся Петрович выступал с переводами и оригинальными произведениями.

* * *

Блюдо оригинальное стихотворение, написанное на украинском языке – “Справжня добрість” – было создано 17 сентября 1817 г. и имело игривое жанровое означивание “Писулька до Грицька Прокази”. Остроязыкий гротеск на темы российской великодержавной истории, вроде литературный манифест, начинался так:

— Хто Добрість, Грицьку, нам намалював плаксиву, / Понуру, мов чернець турецький, і сопливу, / Праздник бісів син, коли не москаля підвіз, / Пирушка Добрості не зна, не бачив і невыгодный чує. / Не пензлем пирушка її, але квачем малює, / Пирушка Добрість обікрав. Не любить Добрість сліз, / Вона бери всіх глядить так гарно й веселенько, / Як дівка, од свого ідучи панотця / Вплоть до церкви – до вінця, / Глядить держи парубка, мов ясочка, пильненько. / Отнюдь не квасить Добрість губ, бо із її очей / Палає мягкость до людей. / Вона регоче после этого, де і другі регочуть, / Сокоче за исключением. Ant. с брехні, де і другі сокочуть, / І маловыгодный цурається гульні і вечорниць, / Чорнявеньких дівчат і круглих молодиць. / Вона й после милого пригорнеться поволі, / Та ба! та отнюдь не дає рукам, як кажуть, волі…

В своем №12 дневник “Украинский вестник” в конце 1818 г. впервой напечатал авторскую басню-“сказку” – “Фавн та Собака”. Петюня Гулак-Артемовский создал ее в соответствии с фабуле четырехстрочной басни “Pan і Pies” польского поэта и философа Игнация Красицкого (Ignacy Krasicki; 1735-1801) и отдельных эпизодов другого его произведения – сатиры “Pan niewart slugi” (“Мужчина, недостойный слуги”). Чисто оригинал на польском:

— Pies szczekał na złodzieja, calą noc się trudził; / Obili go nazajutrz, że pana obudził. / Spał smaczno drugiej nocy, złodzieja nie czekał, / Ten dom skradł; psa obili za to, że nie szczękał.

Так как та "сказка", импортированная 28-летним Гулаком-Артемовским изо Европы, в свое время сыграла важную круг обязанностей в становлении самого жанра басни в Украине, с тем чтоб читателю было понятно, о чем готов речь, приведу оригинал. Тем паче, что украинский перевод ”Pan і Pies“ выполнил не спросясь лидер ”неоклассиков" Николаха Зеров (1890-1937):

— Вірний пес стеріг господи, цілу ніч брехав, / А для ранок пса побили: спати неважный (=маловажный) давав! / Другу ніч проспав, як мертвий; в дім забрався злодій; / А возьми ранок пса побили, щоб стеріг господи.

*  *  *

Так в изложении Петра Гулака-Артемовского с польского языка родилась, по части сути, первая украинская литературная (стихотворная) побаска, сознательно выписанная с ориентацией возьми фольклор, на живую разговорную говорок. Творческий эмбрион в форме фабульной катрены польского поэта разрастается давно украинской поэмы получи 183 строки, одетой в красные шальвары и украшенную колоритными деталями вышиванку.

Во всем известный запев:

— На землю злізла ніч… Нігде ані шиширхне; / Хіба так декуди скрізь сон що-небудь пирхне, / Хоч в глаз стрель тобі, так темно надворі. / Уклався місяць всхрапнуть, нема ані зорі, / І ледве, крадькома, яка маленька зірка / З-вслед хмари вигляне, неначе миш з засіка. / І бог, і земля – усе одпочива, / Шабаш ніч під чорною запаскою хова. / Вотан Рябко, один, як палець, невыгодный дрімає, / Худобу панську, мов братушник рідний, доглядає..

Уверен, что 50-неотапливаемый отставной майор, а с недавних пор заведующий Полтавского театра Иван Петрович Котляревский (1769-1838) с его перелицованной “Энеидой” (пусть) даже расплылся в дружелюбной улыбке – своему наследнику повинен был аплодировать стоя. Как сие было по-украински, когда бурлеск переодевается в шарж, а коллизия пестрит вульгаризмами и просторечиями, часом персонажи определенно абстрактны, потому как до узнаваемого живы. Так и раздается со всех сторон:

— Где-то це ж у сусідів наших ота пригода сталася!

*  *  *

Потомок знатного, по меньшей мере и обедневшего рода из герба Рогаля Игнаций Красицкий был известный своей яркой поэзией. Недаром так-таки современники наделили литератора почетным званием Князя поэтов. Философское понимание небольшого события, драматургия малых форм произвели импрессия на Петра Гулака-Артемовского. Украинскому последователю понравились там и сям иронические, а местами комические стихи, смешно составленные на темы из прошлого и настоящего Речи Посполитой. Противоядие действенный и чувствительный как против украинского напыщенного панства.

Видишь, для примера, образец авторской октавы изо комической поэмы “Myszeidy” (“Мишейди”), в которой сугубо полно церковный сановник, поэт и праотец польского романа Игнаций Красицкий изложил апологию басни. В переводе симпатия выглядит так:

— Басня стократно усиливает моральный кодекс. Может, поэтому баснописец Эзоп всеми способами сопротивлялся и отвергал притчи. Вкусный сие фрукт, хотя и не по нраву во всех отношениях. Если он только ласкает ушки, и не поучает, тогда басня – неважный (=маловажный) ученье свет, а холодная луна, которая светит всего лишь баснописцу, а читателя не согревает.

Рельефные сцены тогдашней жизни в забавных формах зоологической травестии безвыгодный переставали волновать. Вдохновившись баснями-эпиграммами Игнация Красицкого, малорусс пошел дальше. Исследовать мир лжи от нехрен дела, когда у тебя есть хирургически животрепещущий инструмент: сатира. Ну и кто упрекнет, точно затронутые польским Князем поэтов темы безвыгодный касаются Украины? Главное было накрыть, как говорят джазмены, feeling.

После этого было дело техники. Как за мне, мигрирующие сюжеты в мировой литературе похожи бери джазовые стандарты, и только от солиста зависит, не хуже кого именно и в какой тональности ты исполнишь “Одиссею” то есть (т. е.) “Summertime”. Отделим зерна с плевел.

*  *  *

Вдохновение накатывает волнами. Вслед один день, 1 декабря 1820 г., автор этих строк создал цикл басен-“поговорок”: “Дурень і Розумний”, “Цікавий і Мовчун”, “Лікар і Здравствуй'я”. Переводы произведений Игнация Красицкого были обозначены максимальной приближенностью к оригиналу: т. е. лаконичной манерой, так и поэтической формой. 

Гляди, смотрите сами. Оригинал – “Mądry i Głupi”, и п:

— Pytał głupi mądrego: – Na co rozum zda się? / Mądry milczał: gdy coraz bardziej naprzykrza się. / Rzekł mu: – Na to się przyda, według mego zdania, / Żeby nie odpowiadać na glupie pytania.

— Возьми що, до халепи, той розум людям здався? – / Один раз Дурень здуру – бовть! – Розумного питався. / – Держи те, – озвався сей, – если кортить вже знать, / Щоб дурням в сей спрос цур дурнів відвічать.

Без- знаю, как у вас, у меня отклик, что это не Петр Гулак-Артемовский искал шкурный стиль, это новейшая литература Украины наощупь определялась с дальнейшими путями. Лже- бы продолжался какой-то отрезок количественного накопления европейских знаний и умений, с намерением стал возможным прорыв – перворазрядный, уже не бурлескный, не перелицованный, а своеобычный, самостоятельный, суверенный.

Словно чувствуя неукротимый просветительский прогресс 30-летнего преподавателя, Собрание Харьковского университета, особенно после внезапной смерти ординарного профессора-энциклопедиста Гавриила Петровича Успенского 10 мая 1820 г., в счёт польского языка поручил Петру Петровичу Гулаку-Артемовскому подготавливать студентам русскую историю, географию и статистику. (за)грызть свидетельства, что это был прирожденный читатель, который не признавал тогдашних канонов, а рассказывал простые исторические иначе говоря филологические истины так, что желательно слушать с утра до ночи.

В изм одного месяца, в октябре 1820 г., зеленый педагог сдал два экзамена – кандидатский и магистерский, а в 1821 г. получил достоинство магистра словесных наук, защитив диссертацию "О пользе истории в целом и сугубо отечественной и о способе преподавания последней".

Работа на ниве добродетельного просвещения стал пользу кого него опиумом. В январе 1823 г. П. П. Гулак-Артемовский возглавил кафедру русской истории и статистики, которой руководил поперед 1849 г., сначала как адъюнкт, из-за этого что только в 1826 г. талантливого ученого утвердили в должности экстраординарного профессора.

В начале 1827 г. преподавателя повысили раньше инспектора Харьковского института благородных девиц, а 1 сентября того но года профессор Гулак-Артемовский бери латыни произнес на университетском акте филиппика “De experiendis quibusdam antiquitatis slavonicae modis” (“Изо опыта переводов некоторых славянских древностей”), которая привлекла забота к исследователю даже столичных коллег.

Умудренность историка и литератора сказался, и 12 января 1828 г. Петра Петровича избрали действительным членом Московского общества истории и российских древностей. 19 сентября 1828 г. П. П. Гулак-Артемовский стал ординарным профессором.

Таков таковой мир: не каждому везет без опоздания проститься со Славой и земными почестями, затем чтоб остаться собой. Горькое это мастерство — вовремя уйти, когда ты беспрестанно в поле зрения.

* * *

Почему? Потому ровно тогда настало его время — начался самый эффективный год. После длительной паузы, с 29 октября соответственно 2 ноября 1827 поэт записал вторично три авторские басни: “Батько та Син”, “Рибка”, “Дві пташки в клітці”, в свою очередь связанные с творческим наследием Игнация Красицкого. По всем вероятностям бы и фабула польского Князя иронии сохранялась, только в национальных мизансценах сюжет украсил малороссийский флер. Исчез бытовой эпос, излишняя конкретизирование, словно автор определился с новыми ориентирами: несоответствие на сцене театрализованной драматургии.

Вашему вниманию “Батько та Син”, нежели не быль из соседнего микрорайона?

— “Ей, Хведьку, вчись! Ей, схаменись! – / Где-то панотець казав своїй дитині: – / Шануйсь, потому что, далебі, колись / Тому, мну, здо, тло – спишу в спині!” / Хведько малограмотный вчивсь – і скоштовав / Березової кашки, / Та вп’ять безвыгодный вчивсь і пустовав – / Побив шибки і пляшки; / І, щоб приставки не- скоштовать од батька різочок, / Він різку впер в пламень та й заховавсь в куток. / Целых батько за чуб – хіп! – і, далеко не знайшовши різки, / Дрючком Хведька разів із шість оперезав!.. / Тоді Хведько скрізь слізки / (на)столь(ко) батькові сказав: / “Коль б було знаття, що гаспидська дрючина / В) такой степени дуже дошкуля, то, песька я дитина, / Коль б я так робив: / Я б впер палка в огонь, а різки б не палив!”

Лирическое драп. Помню, как в пятом классе, когда-нибудь советским школьникам начинали преподавать инглиш язык, произошла в моем классе похожая чс. Был у меня одноклассник — такой себя молчун и добряк Федя В., который был в состоянии за маленькую перемену съесть полбатона с полуметром колбасы. Таким образом, мизансцена. Продолжается урок иностранного языка.

Репе решила шлифовать произношение, предлагая противоречить на вопросы:

— Кого из зверей я видел в лесу?

Дошла цепь до одноклассника, тот — внимание! — вторую четвертина учится в городской школе:

— Федя, продолжай. I see a fox in the forest…

— Ай си е хвокс ан зе хворост.

— Нет, Федор. Гляди слушай: — I see a fox in the forest…

— Ай си е хвокс ан зе хворост.

— Ладно. Садись, Хведя, хвеноменально.

* * *

Следовательно, в украинскую литературу под руководством Петра Гулака-Артемовского ступило тройка “Батько та Син” – “Рибка” – “Дві пташки в клітці”, числом форме – так называемая “лафонтеновская небывальщина”, которая в тогдашней Европе неотделимо сочетала традиционную аллегорию, мигрирующий интрига, коллизию, соответствующую современности, и национальную качество персонажей. Все как и подобает эпохе Просвещения: поучения – элегантнее, образность – отчетливее.

Опираясь на литературные образцы предшественников в украинском и мировом баснописании и держи фольклорные традиции, П. П. Гулак-Артемовский писал оригинальные, самобытные стишки, идя от просторной басни-“сказки” с подачи басню-“поговорку” к строго говоря басне, с которой впоследствии успешно выступили в украинской литературе Женюра Гребинка и Леонид Глебов. Младшие форвард дальше.

Выступления писателя в ”Украинском журнале" свидетельствовали о неустанных поисках новой эстетики. Вдобавок двух стихов “Чаяние души христианской” и перевода отрывка с поэмы “Суд Любуши” – “Императорский стол (Древнее чешское предание)”, Петюша Петрович опубликовал и переводные статьи “О поэзии и красноречии”, “О поэзии и красноречии нате Востоке” (продолжение первой) и “О поэзии и красноречии у древних и в особенности – у греков и римлян”.

*  *  *

С 31 января 1828 г. за 27 июля 1828 г. П. П. Гулак-Артемовский, далее основного предмета – русской истории – читал лекции до эстетике, истории русской словесности и сравнительному обзору славянских языков. Точно по воспоминаниям тогдашнего студента Харьковского университета Измаила Ивановича Срезневского (1812-1880), в будущем – известного филолога-слависта, этнографа, палеографа – Петруха Петрович был его первым научным руководителем в изучении славянской старины.

Без сучка и задоринки владея основными европейскими языками, Гулак-Артемовский создал совершенные переводы и свободные изложения изо Библии, Горация, Жана-Жака Руссо, Гете, Джона Мильтона, Жана-Батиста Расина, Проспера Кребийона, Жана Делиля и других. Безлюдный (=малолюдный) забыли это его:

— Мої дні – це тканина з чудних контрастів: я живу плачучи, я плачу сміючись…

До этого часа подростком, в 11 лет, Петр остался не принимая во внимание отца, а в 12 – и без матери, которую Господь бог забрал в 54 года.

В 1803-м Старая карга с косой бездушно забрала его первую страсть.

Когда наконец зажила рана, в середине 1820-х гг. симпатия женился на милой француженке Луизе, которая родила мужу двух сыновей – Клеоника, в будущем прокурора в Кишиневе и искусного скрипача, а опять же Иосифа, который стал агрономом. Же через некоторое время его первая благоверная от простуды преждевременно ушла в космос иной.

Страдания продолжались до тех пор, покуда)) ординарный профессор, который сам воспитывал двух сыновей, безлюдный (=малолюдный) встретил работящую бедную красавицу Елизавету Федоровну Панютину, которая в 1834-1848 гг. родила одиннадцать детей. Между тем 19 июля 1833 года танатология пришла за его двухлетней дочерью Платонидой.

Некто снова тяжело приходил в себя, желая распуститься в полезном труде.

В 1829 г., 1833 г. и 1837 г. ординарного профессора П. П. Гулака-Артемовского избирали деканом словесного факультета Харьковского университета, а в 1831 и 1833 гг. – секретарем этико-политического выделения, членом училищного комитета при Харьковском университете. Казалось: вона катался, как сыр в масле!

А представляете себя Харьков той поры? Нет? Помогу.

Как написал в 1853 г. шовинистский публицист и поэт Иван Аксаков (1823-1886):

— На этом месте же не видишь почти ни одного деревца: столица весь каменный, тесно застроенный, улицы загромождены возами и фурами (фурами называются широкие телеги особенного устройства, в которые запрягается не розные волов) — по случаю наступающей Успенской ярмарки — шалупень страшная, какой нигде нет, ровно по особенному свойству харьковской почвы, обитатели — сбродное, городское, цивилизованное, испорченные малоруссы, испорченные великоруссы… Возбраняется ходить пешком: улицы большею немного немощеные, а чернозем так эаспускается, что-то можно увязнуть или оставить мокроступы. Зато, впрочем, он необыкновенно во весь дух и сохнет.

Постепенно, но закономерно превратившись в лидера общественного мнения – и литературно, и ровно по-человечески — П. П. Гулак-Артемовский в 1830-1840 гг. оказывал колоссальное побуждение на становление и дальнейшее развитие всей харьковской плеяды известных в будущем украинских ученых и писателей: ксенофонт, поэт-романтик, мыслитель, общественный делец Николай Костомаров (1817-1885), поэт, этнограф, сквернослов, переводчик, издатель, Амвросий Метлинский (1817-1870), словесник, славист, историк, палеограф Измаил Срезневский (1812-1880).

* * *

Сейчас попробую нарисовать картинку: где жил П. П. Гулак-Артемовский, когда-когда в 1836 г. у коллежского советника Сафона Ивановича Романовского приобрел возьми имя своей дочери одноэтажный неподвижный дом с мезонином.

Тогда усадьба ординарного профессора находилась почитай в пригороде, на юго-западном конце улицы Садово-Куликовской (ныне – ул. Дарвина, 10), которая в отдельных случаях-то вела… в степь. Иначе) будет то вы тогда проходили три-четверка двора, то оказывались возле старого кладбища с невнушительный часовенкой. Оставьте… В погожие весенние период и осенними теплыми вечерами блуждать тогда было настоящим наслаждением. Петр Петрович объяснял альтернатива жилья приступом меланхолии, хотя самоуправно склонял знакомых выбирать для прогулок паче многолюдные места.

Семья Гулака-Артемовского скопидомка в основном в деревянном доме (не сохранился), к которому тулились двум флигеля. Фасадом скромная усадьба выходила держи улицу, а окнами смотрела в поле. (во)внутрь было, понятное дело, нарядно и убрано. К сожалению, в 1970-х гг. получи том месте, где стоял потомственный дом, выросли корпуса… студенческой поликлиники.

А вона теперь нарисуйте в воображении непролазный ситетский городок на Слобожанщине. И пусть получи и распишись авансцену ступит Дон Кихот украинского Просвещения.

Начиная с 8 декабря 1841 г. по выхода в отставку (1849) ординарный знаток П. П. Гулак-Артемовский изо дня в нона обувал калоши, нежно прощался со следующий женой Елизаветой Федоровной, целовал 11 детей (Клеоника, Петра, Александру, Эпильдафора, Смарагда, Клеопатру, Аполлинарию, Санечку, Полинушку и других), молился из-за усопших сына Иосифа и дочь Платониду – и безо устали отправлялся на службу: возиться ректором Харьковского Императорского университета. Ради творческой молодежи всех четырех факультетов спирт всегда оставался добросердечным стоиком, самоотреченным идеалистом.

*  *  *

Интересно, что в Харькове будущие корифеи украинистики: Ник Костомаров (1817-1886), Амвросий Метлинский (1814-1870), остальные – годами жили… в семье ординарного профессора П. П. Гулака-Артемовского, пользуясь его поддержкой в Императорском университете. Студенты, точь в точь правило, снимали один из двух деревянных флигелей вот дворе профессорской усадьбы. По предложению хозяина, в будущем – нестор, этнограф, прозаик, поэт-романтик, философ Николай Иванович Костомаров, с 1836 г. вообще говоря не платил за жилье. С тем чтоб как-то отблагодарить благодетеля, некто преподавал детям Петра Петровича… историю.

Выздороветь шесть лет, как ректор Харьковского университета доживал получи и распишись пенсии. Вдруг в 1855 г. действительного статского советника П. П. Гулака-Артемовского избрали почетным членом Харьковского университета. С какой-никакой целью? Последние годы жизни Гулак-Артемовский провел в семейном кругу, я признать себя виновным не могу пристально следил за современными ему политическими событиями.

Держи склоне лет бывший профессор стал особенно язвительным.

В один из дней с тонким намеком он подарил сыну-студенту кошель и добавил досадную стихотворную приписку:

— Колись, ради Богдана Хміля, писалося й без портхвіля. А тепер все сила в портхвілях, зате пишуть, як із похмілля!

Истина, Клеоник Гулак-Артемовский по отцовской тропе в литературу безвыгодный пошел, а стал талантливым… скрипачом, учившимся у знаменитого мастера Генрика Венявского (1835-1880). Может, сие и к лучшему было.

* * *

Не стоит белой завистью завидовать славе праведника, ведь никто мало-: неграмотный знает его конца.

С начала 1830-х гг. суетня университетские отобрали поэтическое перо. К литературной деятельности эзоп прибегал при случае, по большей части — подчас случалась возможность в карьере чиновника либо — либо событие в семейной жизни.

Благополучие замыливает присмотр стрельца, голодные и отверженные поцелуют компаратив.

В творчестве украинского литератора преобладали консервативные идеи с их казенным патриотизмом, связанным с определенными битвами Крымской войны и в такой степени далее. Нечего и удивляться тому, как будто в предисловии к “Кобзарю” 1847 г. Приводить в смятение Шевченко, который раньше к творчеству баснописца относился доброжелательно, не без горечи констатировал:

— Гулак-Артемовський, вот хоть чув народну мову, так забув, потому что в пани постригся.

Как на неприятность, судьба дарила признание, словно просила прощения ради излишнее истязание. Гулака-Артемовского избрали членом “Московского общества аматоров российской словесности”, “Московского общества истории и российских древностей”, “Королевского общества друзей науки" в Варшаве, членом "Копенгагенского общества северных антикваров” и т.д.

Исполать — это мостик, через который некоторым предопределено перейти в Вечность.

*  *  *

Бросая глаза в прошлое, Петр Петрович не переставал таращить глаза жизни.

Вот взять, например, его таинство) брака. Они поженились еще в 1830 г., родили с десяток детей, так не все из них выжили. Его преданная жинка, Елизавета Федоровна, после очередных неудачных родов пусть даже лишилась рассудка, а с ним – и памяти. К счастью, попозже женщина выздоровела, и все было слушок Богу. Вот странность: теперь некто сам все больше забывает собственные стишки, а его жена Елизавета Федоровна денно и нощно начеку – при необходимости их автору напоминала.

Желательно внутренней тишины, целительной медитативности.

Итоговый раз вдохновение посетило его в 1857-1858 гг., от случая к случаю из-под пера П. П. Гулака-Артемовского появился кукольный цикл “переложених псалмів”. Точно горькие лекарства, которые исцеляют изболевшееся тельце, ведь Писание лечит израненную душу.

Числом-новому зазвучали извечные библейские темы, точно по-новому заиграли классические образы.

Чисто и подобает просветителю, как мог, возлюбленный барахтался против господствующей кривды, отстаивал человеческую деятель, хотя сам едва боролся ради собственное право на земное ему посчастливилось. Кроме переводов известных псалмов, Петруха Гулак-Артемовский написал печальную и зрелую лирику: “Никак не виглядай, матусенько”, “Текла річка”, “Ой приставки не- вода клубом крутить”, “Вплоть до Любки".

Буквально накануне смерти славянский энциклопедист читал по памяти целые тирады с любимой “Энеиды” Вергилия. И привлекательный вкус древнегреческого языка перебивал горькое уныние: словно мало он успел при жизни!.. Т. е. из мешковины, Бог насыпал ему способностей к языкам, вложил в душу дар подбирать слова, вдохновлял слагать песнопения. И как он, ординарный профессор, распорядился сокровищами?

Стрела попала, однако такой ли теперь видится окончание?

Всю долгоденствие Петр Гулак-Артемовский, которого украинофилы считали вторым в дальнейшем Ивана Котляревского основоположником литературного языка, разгадывал – по мнению его же собственному выражению – “таємницю сотрясение воздуха українського”. И к главному делу неизвестно зачем и не подступил, потому что мечтал-мечтал послужить источником толковый словарь родного языка. И? Да что вы?, вы знаете…

К сожалению, невыгодный успел. В голове крутилась мысль:

— Роща, Хведьку, Хведьку, песька ти дитино: вивчився ти як слід, та чего (не хватает… Мало тобі батько насипали березової каші, ой, один-два… 

Чуть позже его студень и воспитанник, профессор кафедры русской истории Петербургского университета Никаша Иванович Костомаров в “Автобиографии” (1875) напишет:

— Гулак-Артемовський – людина, безперечно, поетично обдарована, як засвідчили його малоросійські вірші… (Він) залишився безсмертним як народний малоросійський поет: ніхто безграмотный перевершив його у знанні всіх тонкощів малоросійської народності й у непідробному мистецтві передавати їх поетичними образами і прекрасною народною мовою. А між тим всегда своє життя він і не здогадувався, в чому справді міг бути неперевершеним і уславитись як літератор! Свої малоросійські вірші писав він для того забави і вважав їх не більш як забавою…

*  *  *

Егда в Харькове 1 (13) октября 1865 г., в табель Покрова Пресвятой Богородицы, во шанс утреннего богослужения в церкви Покрова Пресвятой Богородицы Петяха Петрович Гулак-Артемовский тихо умер, – в первый раз в господскую опочивальню неслышно ступил покинутый, как перст, пес Рябко.

Неважный (=маловажный) выдержал пес, хотя до сего, все эти 47 лет, предвидя свое место, днем не попадался бери глаза, а прятался под черной завесой ночи, поэтому что только тогда не дремал. Верой и правдой и растерянно лег Рябко в ногах хозяина и, маловыгодный разжимая красной пасти, едва слышно взвыл:

— Маловыгодный догледів… Чому, скажіть, мій пане, я Вы не догледів?

П. П. Гулака-Артемовского похоронили в Харькове – спирт до сих пор покоится сверху старом городском кладбище, превратившемся отныне. Ant. потом в… Молодежный парк – оный, что между улицами Пушкинской и Алчевских.

Тем временем фамильную усыпальницу в Городище обок церкви Покрова Пресвятой Богородицы, идеже в свое время крестили ректора Харьковского университета, действительного статского советника П. П. Гулака-Артемовского, до конца разрушили, а останки вывезли на скотомогильник, караулка же, в котором грамотой овладевал Петюня Петрович… сравняли с землей.

* * *

Водан из лейтмотивов авторской поэзии баснописца-энциклопедиста был и остается впредь до боли украинским. Если коротко: благополучие несовместимо с неволей. Пробегите глазами грустные строки. Рондель "Дві пташки в клітці" написано 1 ноября 1827 г., а как бы до сих пор резонирует:

— Чого цвірінькаєш, дурний, чого голосиш? / Хіба ж ти трясці захотів? / Що заманулося, чого ти далеко не попросиш, / Чи сім’ячка, просця, пшонця, чи в таком случае крупів, – / Всього ти в кліточці объединение саме нельзя маєш, / Ще й витребенькуєш, в долю нарікаєш, – / Бесцельно в клітці підлітка корив снігир старий. / – Ой дядьку, малограмотный глузуй! – озвався молодий. – / Недарма я журюсь і слізками вмиваюсь, / Недарма я просця і сім’ячка цураюсь. / Ти радоваться пожорні сій, бо зріс в ній і вродився; / Я ж вільний був, тепер в неволі опинився.

Отнюдь не единожды Петр Петрович грустно заметил, большей немного обращаясь к себе:

— Яка ж бо смішна наша малая толика! Бажаючи плакати, я смішу інших.

Стало, оказывается, Стрела еще летит… К несомненному украшению украинской литературы относятся немногочисленные поэтические произведения П. П. Гулака-Артемовского. К сожалению, сейте автор писал слишком мало, и в основном – в юности, как-нибуд литературный талант еще ищет мудрых советников.

Чрез (год) себя украинский поэт – в таком случае ли романтик, то ли классик, в таком случае ли лирик, то ли карикатурист — оставил чуть более 70 собственных стихов. Все больше это украинскоязычные оригинальные поэзии и небольшую толику переводов на русский язык. Вслед за 75 лет его жизни были изданы 15 произведений возьми украинском и девять